Мой сайт

Главная » 2013 » Март » 13 » Дмитрий орлов
11:15
 

Дмитрий орлов

Кандидат биологических наук, президент Подводного клуба МГУ, один из руководителей компании RuDIVE, курс-директор PADI, инструктор-тренер TDI. Автор книг "Осторожно, я с аквалангом", "Акваланг и подводное плавание", "Зов Бездны", "Опасные морские животные", а также англо-русского словаря аквалангиста.

Занимаюсь дайвингом с 1985 года. Точнее, он тогда, четверть века назад, назывался подводным плаванием с аквалангом и был доступен только морским ученым, промышленным водолазам и боевым пловцам. Были еще маленькие фанатские клубы под эгидой "Дельфина" - но это тоже все было от ДОСААФ, то есть в основе лежала подготовка призывников к армии.

Мечтал о подводном мире с восьмого класса, хотя и вырос в сухопутном подмосковном городке с двумя прудами. Переклинило и все, даже и не помню, с чего началось - возможно, с книжек Наумова, Проппа и Рыбакова или с фильма Кусто - но с 13 лет пришла мечта о плавании под водой и любовании коралловыми рифами. А профессии такой и не было! Все только пальцем у виска крутили.

Тогда у нормального парня было две дороги - в инженеры или в офицеры. Наша школа была военизированной, и почти все ребята, которые раньше не ушли в ПТУ или работать на завод, шли в военные училища. Меня тоже обрабатывали со всех сторон. Дед, боевой полковник-парашютист, прошедший Великую Отечественную, требовал: "Внук, ты должен стать военным, чтобы Родину защищать! Я воевал, и ты должен стать героем!". Папа говорил: "Сын, это моя мечта, меня не приняли в училище из-за зрения, ты хоть стань офицером". Мама: "Сынок, у военных высокая зарплата, их кормят, одевают, жилплощадь дают, будешь как у Христа за пазухой". Сестра: "Курсантов все девочки любят. Ты посмотри, какая у них форма красивая: пуговицы, погоны, значки блестящие". Военрук: "Орлов, у тебя пятерка по НВП, ты отлично стреляешь, вперед, в командное училище!". Директор школы: "Орлов, ты нам всю статистику портишь, нам до Х% как раз двух курсантов не хватает". Ну и так далее… Но невидимая молния, сдвинувшая мою "крышу" в странную сторону, уже ударила - и я был глух ко всем советам.

Мы обнаружили, что самые нырявшие люди в СССР - это ученые, изучавшие морских животных. Они работали на биостанциях, доставали со дна научный материал и даже ездили в экспедиции за рубеж. Так я понял, куда буду поступать - на кафедру зоологии беспозвоночных биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова. В 1985 году окончил школу с золотой медалью, поступил в университет с первого экзамена, сдав страшную математику на пять, - и сразу же уехал с семьей на Черное море, где из воды просто не вылезал, наблюдая за медузами и ныряя на дно с крабами и рапанами.

На первом же курсе прошел водолазные курсы в Центральном морском клубе ДОСААФ и получил квалификацию водолаза третьего класса, водолазную книжку, базовые знания и возможность нырять на научных биостанциях и в экспедициях СССР. Дальше началась очень интересная учеба, наполненная знаниями, исследованиями, практиками, погружениями и общением с очень интересными и романтичными людьми - учеными с большой буквы, настоящими интеллигентами и фанатами науки, любящими море.

После второго курса меня забрали в армию. Два года за границей на природе, в горах, с прыжками, марш-бросками, рукопашным боем, бесконечной стрельбой, строевыми смотрами, драками и дедовщиной многому научили - хотя, конечно, и жалко тех двух лет жизни. Спасибо моему научному руководителю профессору Н.Н. Марфенину, который меня помнил и присылал в воинскую часть книги по зоологии, вызывавшие раздражение командного состава. Как так, в тумбочке должна быть тетрадь по политподготовке, мыльные принадлежности и щетка для сапог, а у сержанта Орлова там целая библиотека, причем непонятная и ненужная для службы. Тем не менее все это мне прощалось, так как во время проверок из политотдела дивизии, кроме меня, столицы стран Варшавского договора никто назвать не мог. Голубая дембельская беретка с тельняшкой до сих пор лежат где-то в шкафу, хотя я никогда их не купал в фонтане ЦПКиО им. Горького в день ВДВ.

После возвращения из армии параллельно с учебой пришлось восстанавливать психику и мозг, но в окружении нашей замечательной кафедры процесс прошел довольно быстро. Три года пронеслись незаметно, в 1992 году я закончил МГУ, тогда же поступил в аспирантуру и через два года, в 1994-м, защитил кандидатскую диссертацию на тему "Оседание планул гидроидных полипов". Все это время я активно и много нырял на Белом и Японском морях, на Камчатке, Командорах и на Байкале. Тогда в стране была сеть биологических станций с водолазными станциями, экипированными компрессором и советскими баллонами АВМ. Негласная этика морских биологов гласила, что надо друг другу помогать, особенно в элитном и престижном подводном деле. Нырявших ученых очень уважали - потому что их было мало, они умели делать то, что было страшно и неподвластно большинству и, кроме того, именно они доставали из-под воды такой необходимый для научной работы материал. Мы с товарищами до сих пор вспоминаем с долей ностальгии, как все студентки шеи сворачивали, когда мы гордо тащили желтые акваланги по длинному пирсу на ББС МГУ.

В каждом регионе, будь то Белое море, Байкал или остров Фуругельма в Японском море, работали свои водолазные "звезды", закаленные морем и спартанской советской реальностью романтики. У каждого была своя метода погружений и представления о безопасности. Поэтому учиться приходилось самому, подмечая что-то полезное у старших товарищей, расспрашивая их за вечерним стаканом разведенного спирта, перехватывая какие-то книжки на английском - ну и, конечно, учился на собственном опыте. Научный дайвинг был в основном соло-дайвингом. Очень редко приходилось нырять в паре - как правило, когда менее опытные товарищи просились нырнуть за материалом. Поэтому многое из того, что сейчас преподают на дайвинг-курсах, разжевывая на лекциях, зачетах и занятиях в открытой воде, доходило за счет собственных неудач и открытий, усилий, потерь, травм, предаварийных ситуаций. Практика и опыт стали моими главными учителями, внедрившими истину и знания прочно и надолго. Вместе с тем хочется отметить опытных научных водолазов, оказавших тогда сильное влияние на становление меня как аквалангиста. Это профессор А.Б. Цейтлин, руководивший водолазными работами на ББС МГУ, Николай "Кол" Иванов на Японском море, Владимир Ошурков на Камчатке.

В начале девяностых пришла другая эпоха. Научные институты рушились, деньги обесценивались, зарплаты съеживались, ученые стремительно становились нищими и голодными, а принципы и идеалы людей быстро менялись. Морские биологи и покорители глубин, как и любые двигатели науки, так же как и военные или врачи, перестали быть героями современности. Новыми героями новой страны стали те, кто зарабатывал много денег - коммерсанты и бандиты. Ученые и преподаватели, кандидаты и доктора пошли зарабатывать кто чем может: торговать одеждой на рынке, ездить челноком в Турцию или Польшу, убирать квартиры богатым людям. Лично я неплохо зарабатывал уличным художником-портретистом. Сначала пытался рисовать на Новом Арбате, но криминально-напряженная обстановка выдавила меня в Европу, где было и спокойнее, и выгоднее. Лето, проведенное за мольбертом в Германии, Франции и Швейцарии, позволяло потом целый год безбедно жить, учиться, писать диссертацию, покупать снаряжение, ездить в экспедиции по всей стране. За время странствий по Европе увидел много интересного, пережил много эмоций, завел много друзей, узнал много нового - причем и с европейской изнанки тоже.

Поскольку приходилось жестко экономить на всем, в том числе на ночлеге, транспорте и питании, приключения сами приходили и заставляли узнавать жизнь. Например, в Париже я некоторое время голодал и бомжевал под мостом недалеко от Нотр-Дам вместе с двумя шведскими бродягами и сворой собак, а в Цюрихе жил в зарослях у знаменитого озера, в самом наркоманском гнезде. Во время перемещения по Европе автостопом познакомился со множеством забавных людей, поскольку обычные мещане-бюргеры к себе в машину незнакомых людей, да еще небритых и плохо одетых не сажают. Самыми приятными и доходными городами с терпимыми полицейскими во всей этой эпопее оказались Фрайбург и Страсбург.

На деньги, вырученные художеством на европейских улицах, я ездил и нырял на лучших морях страны - от Белого моря до Командорских островов, собирал материал для диссертации, публиковал в умных журналах научные статьи и просто жил - а жить в начале девяностых простому гражданину было непросто.

Но даже в этих непростых условиях фанаты, преданные подводному плаванию, умудрялись копить и тратить деньги на погружения и снаряжение, творить под водой и устраивать фестивали и выставки подводного творчества. Особо следует отметить ежегодные фестивали подводного фото и видео в Харькове, которые организовывал известный подводный фотограф Сергей Глущенко. На них съезжались со всей страны люди, увлекавшиеся подводной фотографией и киносъемкой. Это была потрясающая отдушина для нас. В обычной жизни все мы работали в разных сферах и считались чудаками, но когда мы собирались вместе, становилось ясно - мы настоящее племя со своими "звездами", ритуалами, религией и образом жизни. Как мы спорили до хрипоты и строили планы на будущее долгими вечерами в дешевой харьковской гостинице! Как наслаждались взаимопониманием в бассейне во время конкурсных заныров! У всех тогда были самодельные боксы под "Зенит" и самодельные же вспышки. Чтобы такая аппаратура работала, нужно было постоянно применять инженерную смекалку и подручные средства. При этом настоящих профессионалов среди нас не было, поскольку денег на этом деле заработать в России начала девяностых было невозможно - голодному паникующему народу было не до подводного искусства. Я тогда только-только начинал увлекаться подводной фотографией и выставлял в основном живопись - масло и акварели на подводную тематику. И ведь не лень было тащить поездом Москва - Харьков здоровенные холсты в рамах. При этом все это делалось только ради уважения товарищей по цеху. А товарищи там тусовались интересные - самые яркие личности подводного плавания России начала девяностых. С теми, кто продолжает заниматься нашим делом, мы сохранили дружеские отношения и регулярно общаемся до сих пор.

Логическим продолжением фестивальной деятельности стали мои поездки на Фестиваль подводных образов в Антибе - самый известный в мире фестиваль подводного творчества. Его бессменный организатор и душа - подвижный и чрезвычайно энергичный старичок Даниэль Мерсье - с особым радушием относился к русским. Нас тогда было мало, и каждый русский гость, да еще экспонент, вызывал живой интерес: большинство участников составляли французы, причем многие - с русскими корнями. Днем мы общались на разные творческие темы, а вечерами пили красное вино и заедали сыром. Мне тогда, уже привыкшему к водке с макаронами по талонам, казалось все это невероятным гламуром. Потрясало все: и развитие дайвинг-индустрии, и комфорт снаряжения, и количество людей, обнырявших весь мир, да и сам Лазурный Берег с его огнями и яхтами. Наши сограждане с деньгами тогда еще до него не добрались…

В 1992 и 94 годы мне довелось поработать на острове Лансароте (Канары) и флоридских рифах (США). Там я был потрясен развитием дайвинг-индустрии и большим числом ныряющих. Причем ныряли все - люди разных профессий и возрастов, а сам дайвинг не был чем-то героическим и опасным. В то время как у нас подводное плавание считалось уделом немногих специалистов и людей странных профессий, в мире уже давно и активно ныряли и стар, и млад. Люди проходили курсы, получали сертификаты, погружались где хотели - и повсюду работали большие дайвинг-центры с парком снаряжения, инструкторами и гидами. Снаряжение, конечно, было совершенно другим - значительно более комфортным и безопасным. Именно в этом и кроется секрет популярности дайвинга. Мы еще в то время сами переделывали авиажилеты в компенсаторы-ошейники при помощи клея "Момент", плавали с АВМ-5 без манометров и глубиномеров и имели смутные знания о декомпрессионных остановках. В некоторых местах вообще имелись только древние аппараты АВМ-1М. Ужасные и античеловеческие гидрокостюмы "Чайка", УГК и "Садко" только-только уступали место более продвинутым костюмам киевского завода резинотехнических изделий, за которыми нужно было ехать в Киев - из-за дефицита до магазинов они не доходили. Таким образом, дайвингом могли заниматься здоровые и физически крепкие хорошо плавающие смелые люди. За рубежом в самом начале девяностых уже вовсю ныряли с нормальными регуляторами, жилетами-компенсаторами, в комфортных мягких гидрокостюмах.

Этот культурный шок и повлиял на дальнейшее решение заниматься дайвингом профессионально, чтобы нести красоту подводного мира и весь кайф от дайвинга в широкие народные массы. Таким образом, узнав о втором инструкторском семинаре CMAS в Москве летом 1995 года, я без колебаний на него записался и в результате стал инструктором CMAS 1*. После этого с целью подработки сфокусировался на обучении своих знакомых подводному плаванию, забросив портреты и переводы. Учил в разных бассейнах под "крышей" известных и продвинутых дайв-клубов во главе с инструкторами CMAS 2*, поскольку своей базы тогда не было, да и статус 1* не позволял сертифицировать дайверов. Одновременно занимался научной и преподавательской работой и все чаще задавался вопросом: как долго еще смогу разрываться между основной работой на кафедре и подработкой, благодаря которой существую.

В марте 1996 года мы с товарищем по кафедре аспирантом Михаилом Сафоновым решили объединить усилия в обучении дайвингу, чтобы хоть как-то прокормиться, и создали Подводный клуб МГУ. У нас тогда из материальных активов был старый и ржавый "Москвич-41", который ломался в каждой поездке, древний жилет-компенсатор, привезенный мной из США, и несколько кафедральных АВМов. Денег не было вообще. Нематериальные активы были побогаче: наш подводный опыт и практика воспитания молодых научных водолазов, багаж знаний о морских животных, мой статус инструктора CMAS 1* и очень большой запас энергии. Первый зарубежный баллон с регулятором мы взяли в долг в магазине "Мир приключений" и стали обучать дайверов с выдачей сертификатов CMAS, которые тогда печатались на бумажках, а потом ламинировались. Пластик пришел несколько позже.

Мы очень старались, много работали, учили, читали лекции, развешивали объявления на факультетах МГУ и росли как инструкторы. Михаил параллельно готовился к защите кандидатской диссертации, а я много преподавал на факультете и писал научные статьи. Вскоре Михаил стал инструктором 1*, а затем и 2*, я же заслужил 2* и, через некоторое время, 3*, став при этом девятым российским инструктором с трехзвездным статусом - M3RUS009. Это сейчас трехзвездных пруд пруди да еще из разных российских федераций, а в те времена 3* - это было весьма почетно. При этом нам очень повезло с учителем - им стал легендарный французский пловец Ив Норманн под магическим номером M3FRA001, то есть первый французский инструктор. Нырял он практически со дня изобретения акваланга и лично хорошо знал Жак-Ива Кусто.

То были чудесные полуголодные и творческие времена! Мы сами придумывали методики обучения, упражнения и лекции (учебников тогда не было), читали зарубежные статьи и книги, общались в Интернете с известными лидерами дайвинг-индустрии, приступили к написанию книги о дайвинге, фестивалили новорожденный клуб и агитировали всех и вся за дайвинг. Все заработанные деньги мы вкладывали в развитие, в покупку баллонов и снаряжения, в рекламу и в собственное обучение, оставляя себе что-то на пропитание.

В 1997 году мы с Михаилом стали инструкторами PADI. Наш курс-директор Марк Кени, вице-президент PADI, глава европейского комитета по дайвингу, умный, здравый и в меру циничный человек (в хорошем смысле этого слова), перевернул наше представление о дайвинг-бизнесе и направил в правильную сторону, за что ему отдельное спасибо. Экзаменатором стала Сюзанна Плейделл - тоже вице-президент PADI, но по обучению. На этом семинаре мы получили такой импульс и заряд оптимизма, что сейчас, проводя инструкторские курсы сам уже в ранге курс-директора, я вспоминаю наш курс и стараюсь преподавать так же, как показывал нам индустрию Марк Кени. После этого курса мы профессионально занялись дайвингом как бизнесом - без вариантов. Иного пути мы уже не видели.

Еще один учитель, оказавший сильное влияние на становление нас как инструкторов и подвижников дайвинга, - Карим Хелал, папа красноморского технического дайвинга. У него в Египте мы прошли технические курсы в 1998 году. Мудрый интеллигентный и сильный человек, бросивший инвестбанкинг ради любимых глубоководных погружений. Увы, сейчас, после некоторых трагических событий, он продал свой дайв-центр и ушел обратно. Под его руководством мы стали тримикс-инструкторами TDI, а затем и инструктор-тренерами. Он же познакомил меня с Бретом Гилльямом, основателем TDI, и Холлом Уоттсом, основателем PSA. Мы сошлись на любви к глубине и в стремлении к Бездне. Именно эти качества отличают истинных технодайверов - "детей Бездны" от пижонов, ставящих превыше всего конфигурацию и способ развешивания аксессуаров на комплекте. Начиная с 1998 года технодайвинг стал одним из самых важных направлений в нашей работе.

Ну а дальше наша история становится вполне официальной историей развития Подводного клуба МГУ и группы компаний RuDIVE и отражена на сайте последней.

Автор книг "Осторожно, я с аквалангом", "Акваланг и подводное плавание", "Зов Бездны", "Опасные морские животные", а также англо-русского словаря аквалангиста. Создал и в течение пяти лет издавал журнал "Подводный клуб".

Просмотров: 447 | Добавил: onvild | Рейтинг: 0.0/0
Всего комментариев: 0