01.06.2009 11:37

Дмитрий Орлов: Все будет - фейерверк!

Дмитрий Орлов любит ставить перед собой амбициозные цели и испытывать наслаждение от полученного результата. Его экранный дебют – эпизод в фильме «Брат-2» Алексея Балабанова со ставшей знаменитой фразой про Ирину Салтыкову – хорошо запомнился зрителям. Спустя девять лет, монтируя свой полнометражный режиссерский дебют «Московский фейерверк», он также рассчитывает завоевать доверие зрителей.

Настоящее: Профессия – режиссер

- Дмитрий, Ваш дебютный полнометражный фильм называется «Московский фейерверк». Название ко многому обязывает. Какой увидят Москву в Вашем фильме зрители?

- Я москвич и люблю этот город. Мы даже сделали один из первых вариантов афиши, изобразив Москву как глобус. Получилась некая планета под названием Москва. Я много где бывал, но этот город для меня – это нечто неповторимое, самое бурное и буйное место в мире. Москва – это настоящий винегрет, гигантский суп, в котором со дна может подняться любая креветка или утонуть, а на ее место тут же придет другая.

Так что в названии картины заложены и соль, и форма. Это что-то многократное, ярко вспыхивающее. Сегменты в фейерверке не всегда связаны между собой элементами драматургии или смысла, но они составляют нечто целое. К тому же для большинства людей салют – это хорошее настроение, а мы снимали комедию.

- В советском и российском кинематографе было много фильмов, где звучит слово «Москва» (Вы даже играли в одноименном фильме Александра Зельдовича), а какой фильм о Москве Вам нравится лично?

- Мне не нравится все, что было сказано и снято о Москве в постсоветское время. Наверно, наиболее близким для меня будет фильм «Москва слезам не верит». Там есть все, что присутствует в нашем фильме – москвичи, приезжие. Москва остается городом возможностей. Как и Владимир Меньшов, я хотел по-доброму и иногда иронически посмотреть на любимый город и то, что в нем происходит.

- С чего началась работа над картиной?

- В кино всегда есть некий подготовительный период (у кого-то он может продолжаться годами, у других - десятилетиями), когда вспыхивает идея. Началось все с четкого осознания того, что я и мои партнеры хотим снимать кино. Потому что нам показалось, что может получиться – это раз, и потому что кино – это некий идеальный способ существования – это два. Затем новеллы, истории, идеи сплавились в то, что можно назвать литературным сценарием, и уже через полтора месяца зазвучала команда: «Мотор!».

- Были ли какие-то трудности при переходе от профессии актера к профессии режиссера?

- Нет. Всегда помогал своим коллегам еще по институту ставить какие-то отрывки, всегда интересовался режиссурой на площадке, будучи артистом. Это не было спонтанным решением на диване: «А не стать ли мне режиссером?!». Когда начинаешь к этому прикасаться, приходит осознание – либо получаешь удовольствие от процесса, либо нет. Я понял, что меня по-настоящему «прет» от режиссуры – не только на площадке покричать, но и тихо, месяцами сидеть и готовиться, а потом, как капитану пиратской шхуны, броситься в шторм съемочного периода. Плюю еще муки творчества на монтажном столе, когда аккуратно проступают камерные, шахматные вещи. Компьютерная графика, работа с художником, оператором, композитором – все это здорово, и мне очень нравится.

- Вы используете в качестве творческого метода на съемочной площадке конфликт с актерами и съемочной группой, или все должно идти ровно-гладко?

- Съемочная площадка в моем представлении - это полоса препятствий. Это как спорт. Можно иметь совершенно четкие представления о замысле конкретного кадра или эпизода, но любой грандиозный замысел должен укладываться в 12 часов – продолжительность рабочей смены. А ведь есть еще погода, солнце, которое появляется и исчезает. Конфликт уже есть по своей природе, и не стоит создавать его искусственно.

- Как насчет подбора актеров? Вы легко решились на работу с Ириной Пеговой (супруга Дмитрия Орлова)?

- Я всегда мечтал о том, чтобы у меня в фильме сыграла великая русская актриса Ирина Пегова (улыбается). С ней, кстати, работать было труднее всех - потому что режиссер, видя перед собой конкретного актера, понимает, как он может реализовать свой замысел и где находится предел его возможностей. А с такой актрисой как Ирина режиссерский аппетит только разыгрывается, потому что она может воплотить все, что угодно, превращать самые тонкие и едва заметные вещи в такую игру, что ей нет конца и края. Нет творческого тупика, поэтому мои режиссерские мечты в случае с Ирой разыгрались просто-таки до нечеловеческих масштабов. В «Московском фейерверке» зрители увидят ее такой, какой она еще не была ни в кино, ни в театре.

- У каждого режиссера есть своя любимая часть работы над картиной – монтаж, съемочный период или написание сценария – «фильм готов, осталось его только снять». Что любите Вы?

- Я думаю, что из моих современников нет ни одного режиссера, который бы по-настоящему любил съемочный период. Мне кажется, что любой режиссер, как бы он не вел себя на съемочной площадке, похож на персонажа замечательного мультфильма «Фильм! Фильм! Фильм!». Съемочный период – это всегда определенное сопротивление материала. Перекладывать что-то из себя на пленку значит всегда сталкиваться с тем, что тебе что-то мешает и препятствует, потому что замысел идеален. И каждый день необходимо бороться за этот процент соответствия идеалу на пленке. Я люблю находиться внутри замысла, сидеть и просто думать. Отдав себя всего во время съемок, можно получить невероятное удовольствие, когда потом обнаруживаешь отлично снятые кадры и понимаешь, что у тебя получилось.

- А Вы можете снять арт-хаусное кино, которое потом будут показывать на фестивале?

- Я уж точно не получу удовольствие от того, если собирался снимать народную комедию, а в итоге получилась аллюзия к Фассбиндеру (улыбается). Я должен заработать свое право на доверие у зрителей, что со мной интересно поделиться какими-то мыслями и рассуждениями, но поучать я не люблю. Арт-хаус состоит из двух слов – «искусство» и «дом». У нас из этого зачастую получается художественная самодеятельность. Я далек от таких вещей или определений. Есть или интересное кино, или не кино.

- Как режиссер Вы можете работать в любых жанрах?

- Я хочу работать в любых жанрах. Если для выражения какой-то идеи мне придется снять хоррор, то тогда это будет хоррор.

Прошлое: между нами, актерами, говоря…

- Вы стали режиссером и навсегда попрощались с актерством?

- Нет, просто сейчас я отказался от всех предложений о съемках на это лето, пока не закончу фильм. Дальше будет так, как сложатся судьба и занятость – что для актера одно и то же. Актерство будет зависеть, во-первых, от качества предложений – как творческой, так и материальной составляющей. В-вторых, буду ли я в этот момент свободен от ролей режиссера и продюсера.

- Пока зрители знают Вас исключительно как актера. В «Московском фейерверке» нашли для себя подходящую роль?

- Я сыграл маленькую роль, просто потому что никому не мог ее доверить. Я играю режиссера, который снимает фильм «Московский фейерверк». Он собирает коллег и друзей и просит помочь сделать несколько эпизодов будущего фильма – чтобы продюсерам стало понятно, что в проект стоит поверить. Вот отсюда и возникают три новеллы и общий финал.

- Вы пересматривали или пересматриваете свои актерские работы?

- Нет, что Вы (улыбается). У меня, скажу по секрету, с самого начала в кино было несоответствие внутренних и внешних данных. Я во многом профнепригоден – в том смысле, что внутри я, по сути, характерный комедийный актер. Все, кто знают меня по работе на съемочной площадке, знают об этом. Но в комедиях сниматься мне практически не довелось. Был на моем счету один комедийный образ, но вот комедийных коллизий для него на съемочной площадке тогда не придумали. С первого курса института из-за высокого роста, мужественной внешности и низкого голоса из меня лепили героя. Поэтому ролей, где можно было бы соединить внутренне и внешнее, я по-настоящему еще не сыграл.

- Как актер Вы всегда и во всем доверяете режиссеру, следуете за его видением материала или, если возникает сопротивление, обязательно спорите?

- В этом смысле я всегда стою на пути компромиссов. По сути, доверия артиста к режиссеру не может быть, потому что у актера всегда идет речь о личном успехе. Так что режиссер или зажигает тебя на уровне таланта, когда ты готов ринуться с его идеями куда угодно и за что угодно, или ты не воспламеняешься. Став режиссером, я понял, что актер, находясь внутри эпизода, может не видеть цельного замысла, каким его представляет себе режиссер. Вопрос о доверии в искусстве – очень сложный. Иногда на первый план должен выйти прагматический подход - я понимаю, что не смогу сделать лучше или хуже – тогда я просто играю.

- Вы верите в то, что актер – это профессия для вдохновения или актер, в первую очередь, это профессионал?

- Отвечу на этот вопрос как режиссер. В американском кино актеру все равно, в каком состоянии он находится, что он чувствует. Его состояние – это 5 миллионов долларов, которые он зарабатывает в этот момент. Его главная задача состоит в том, чтобы зритель, сидящий в зале, чувствовал, радовался, переживал, плакал, боялся.

Наши театральные актеры очень беспокоятся о том, что они сейчас чувствуют. Они «отравлены» игрой на сцене, потому что игра в театре и кино – это абсолютно разные вещи. Фактически актер, находящийся в кадре в состоянии комфорта – это что-то не так, ничего хорошего из этого не последует, потому что зритель хочет видеть на экране конфликт – в широком смысле этого слова. Я думаю, что актерство – это работа, тем более в кино. Например, очень сложный момент при работе с крупным планом – я вижу, что актер играет, но в мониторе ничего не происходит. И тогда приходится снимать некоторые кадры буквально под диктовку режиссера – настоящий «балет лица», который будет выглядеть убедительней, чем глубоко прочувствованные моменты.

Будущее: продюсер

- Так как Вы являетесь одним из продюсеров «Московского фейерверка», конфликтов с режиссером Дмитрием Орловым у Вас не было?

- Мое участие в проекте в качестве режиссера и продюсера принесло огромный груз ответственности. Мы не могли позволить себе что-то сверх меры. Я понимал - то, как я буду вести съемки, в итоге повлияет на конечный результат. И я сейчас продолжаю ощущать это постоянное, внутреннее чувство ответственности. Вот такие взаимоотношения между мной продюсером и мной режиссером. Первый говорит: «Давай, вперед!», а второй может позволит себе засомневаться, задуматься.

- «Московский фейерверк» получит широкий прокат?

- Да, потому что мы делали картину, прежде всего, для людей. Жанр комедии - это широкий коридор, который характеризуется и юмористическим, и сатирическим отношением к вещам. Мы старались сделать освобождающую картину, тем более, что к началу съемок начался кризис. Мы понимали, что у многих людей появятся проблемы, и поэтому своим отношением к некоторым вещам мы можем чем-то помочь зрителям. Потеря чего-то в этой жизни приведет к обретению чего-то нового. Картина, по сути, соткана из таких непростых историй, в которых герои ищут выход и находят что-то позитивное для себя.